– Что ж, – Каранток поднял бровь и насмешливо поглядел на Ллевелина, – пожалуй, мы так и сделаем. Быть может, это действительно многое прояснит. Милорд герцог, вы не поможете мне собрать этот пергамент?
– С моим почтением. – Ллевелин уважительно склонил голову.
Они склонились над столом, пытаясь сложить воедино пятнадцать явленных кусков.
– Вы хорошо знаете коелбрен, – похвалил Стража Севера валлийский святой.
– Благодарю вас, – вновь поклонился герцог.
– Ах ну да! Как я мог забыть? Вы же до девяти лет жили у Мерлина.
Страж Севера настороженно поглядел на святого, но тот, похоже, не слишком озабоченный тем, что походя открыл чужой секрет, начал читать, поочерёдно беря со стола полоски пергамента:
Утро чёрной измены
Вепрю Корнубии сердце сожжет.
Златой дракон защитит алого
У северной стены стоящего.
Грозящий Северу, он защищает Юг.
Кровь Пендрагонов в нём воспрянет вновь,
Цвет Круглого Стола пребудет с ним,
Вражду забыв и распри меж собой.
Верный Медведю дракон золотой
Воронов злых сокрушит.
Новым вождём в Камелоте
Станет великий дракон.
– Вполне связное пророчество, – дочитав до конца, похвалил старец. – Я бы даже сказал, довольно поэтическое. Моргана, девочка моя, насколько я понимаю, утро чёрной измены – это ты. Вепрь Корнубии – это Артур. Ну а золотой дракон, стоящий у северной стены и объединяющий цвет рыцарства у Круглого Стола и, конечно, новый Пендрагон, – это герцог Ллевелин. Разве я не прав, дружок?
– «Нет, ну каков подлец!» – раздался на канале связи возмущённый голос Сергея.
– «Кто, Ллевелин?»
– «Да при чём тут Ллевелин? С ним давно уже всё ясно! Каранток, забодай его улитка. Мы ж его после Камланна как уважаемого человека просили – прочти. А шо он? Понты корявые: бесовское письмо, ля-ля, фа-фа! А сам-то, сам-то! Шпарит, точно наизусть».
– «Понимаешь», – начал я, вглядываясь в святого, – «по-моему, здесь всё не так просто. По-моему, это не совсем Каранток, или совсем не Каранток, не знаю, как сказать. Это и Каранток, и Мерлин в одном лице».
– «Шо, раздвоение личности?» – ужаснулся Лис. – «Довели-таки святого до Кондратия!»
– «Вернее будет, это не раздвоение, а удвоение. Хотя как такое может быть, лично мне не понятно».
– Да, – хмуро глядя на Карантока, величающего могущественнейшего из лордов Севера ласково и снисходительно «дружком», проговорил Ллевелин. – В моих жилах действительно течёт кровь Пендрагонов. И нет больше смысла скрывать это. – Он вытащил из кошеля и положил на стол знакомый уже нам свиток с печатью Утера.
– Подделка! – крикнула Моргана, бросаясь к столу и хватая пергамент. – Подделка, как и всё, что ты здесь показываешь и ещё собираешься показать.
– Нет, – Каранток покачал головой, – это не подделка – рука Утера и его печать.
– Да, но, – фея быстро пробежала глазами текст письма приказа, – здесь ни слова не сказано о том, что Ллевелин сын Утера.
– Он действительно его сын, – примиряюще произнёс святой, неотличимо похожий в этот миг на Мерлина. Впрочем, Моргана, вероятно, и видела перед собой лишь только своего учителя, иначе чем объяснить то, что она безропотно отдала валлийцу право распоряжаться за Круглым Столом. – В нём действительно течёт кровь Пендрагонов, – повторил Каранток. – Ваш отец Утер не отличался строгостью в вопросах любви. Тебе, как никому, это известно. Хотя, – он усмехнулся, – в нашем роду такое поведение в порядке вещей. И если уж ты говоришь о королевской крови, Ллевелин, то стоит ли забывать, что Мерлин, которого я здесь представляю, родной брат Утера, следовательно, старший в роду.
Все удивлённо уставились на оратора. Похоже, кандидатура Мерлина на британский трон никем ещё серьёзно не рассматривалась.
– Но я не об этом, господа. И вы, моя прекрасная леди. Ибо вовсе не для того мы здесь собрались, чтобы соревноваться, чья кровь знатнее. А пророчество… Увы, Ллевелин, оно поддельное.
– Но я получил его от Артура! – поспешил возмутиться Страж Севера. – К тому же, неужели все эти достойные рыцари, – он обвёл рукой тех, кто принёс в зал собрания сочинение младшего сына Утера, – лжецы? Ведь если меня ты обвиняешь во лжи, то и они повинны в ней!
– Я тоже получил свою часть пророчества от Артура. И настаиваю, что оно истинно! – воскликнул Мордред.
– Пойди оно всё прахом! – густо краснея, взревел сэр Борс, хлопая о столешницу свою часть. – Самозванец уже вполне показал себя! Так мало того, он смеет именовать нас лжецами! Торвальд, я так больше не могу!
Герцог метнул на меня ненавидящий взгляд, краем глаза замечая, как ложатся на столешницу части пророчества Богарта и Бана.
– Эта часть принадлежала сэру Персивалю, – произнёс сэр Богарт.
– Эта – сэру Галахаду, – вторил ему сэр Бан.
– Милорд, – я поклонился герцогу, – вот эту часть по просьбе моего умирающего брата Гавейна вам передал Артур. Но вы отчего-то не захотели брать её с собой в Камелот. Вы полагаете, что она и по сей день лежит в волшебной шкатулке посреди вашего шатра. Вот эту я получил от умирающего сэра Кэя на Камланнском поле. Эту взял из рук убитого Лионеля…
Дверь заскрипела.
– Прошу прощения, господа. – В залу вошёл высокий голубоглазый юноша со светлыми волосами, разметавшимся по сброшенному за спину хаубергу.
– Констан?! – громогласный Борс резко повернулся к вошедшему. – Что с Ланселотом?
– Благодарю вас, милорд, он жив, хотя и дважды ранен. Но раны не слишком опасны.
– Почему же он не среди нас?
– Мой господин просил всех собравшихся простить его, ибо он не в силах более переступить порог этого замка. Сердце его разрывает проклятие короля Артура. Полный терзания за свои прошлые прегрешения и удручённый скорбью нашей доброй королевы, он решил присоединиться к преосвященному Эмерику в его благом строительстве нового монастыря неподалёку от Камланнского поля.