Однажды гордые патриции пришли к императору с жалобой на его любимца, надеясь похоронить величие того под горой вполне оправданных обвинений. «Он не верит в богов», – говорили они императору, и он кивал, отвечая: «Да, это ужасно!» «Он не почитает прокураторов, назначенных тобою. И когда войско движется через какую-либо провинцию, он правит в ней так, будто их и вовсе нет». «Каков негодяй!», – кивал головой император Север. «Он проводит дни в пьянстве и разврате, – утверждали они, – подавая тем самым дурной пример всем молодым людям, видящим в нём твоего любимца». «Это недопустимо!» – хмурился грозный владыка. «Золото, которое ты так щедро отпускаешь на армию, он делит на две части, оставляя большую из них себе». «Подлый вор!» – негодовал владыка вселенной. «Можем ли мы надеяться, – закончили просители свою речь, – что ты сместишь этого ворона, подлеца, выскочку и освободишь нас от обязанности повиноваться ему?» «Ни в коем случае, – покачал головой император Севера, – он мой друг и ближе его никого нет у меня. Я не поставлю его править провинцией, ибо он не уважает римских законов. Не сделаю его жрецом, ибо имена богов в его устах – пустой звук. Было бы смешно делать его блюстителем нравственности, ибо более безнравственный человек вряд ли сыщется в империи. Я не доверю ему казну, ибо неосмотрительно делать казначеем отъявленного вора. Всё, что он умеет, – это побеждать врагов. А потому он останется полководцем». «Но, божественный, – взмолились патриции, – ты же был согласен со всеми нашими обвинениями?!» «Верно, – подтвердил государь. – И я благодарен вам за то мужество, которое вы проявили, придя сюда и не убоявшись моего гнева. Благодаря вам я буду знать, за что распять его на кресте, если негодяй лишь только подумает занять моё место».
– И что было дальше? – заворожёно спросил Годвин.
– Патриции оставались верны Северу, опасаясь, что тот выдаст их в руки своего любимца. Тот, в свою очередь, продолжал побеждать врагов императора. А лет через пять государь действительно казнил его, кажется, обвинив в святотатстве.
– О-ля-ля! – воскликнул ехавший рядом Лис. – Торвальд, ты такое когда-нибудь видел? – он ткнул рукой вперёд.
Я посмотрел туда, куда указывал Лис. Толстенные деревья, перебирая корнями, переползали дорогу навстречу друг другу, словно солдаты при смене караула.
– Ну и дела! – пробормотал Рейнар. – А ещё говорят, что деревья нападают на человека только в целях самообороны.
Если вы ущипнули себя, но видение не рассеялось, ущипните видение.
Памятка туриста в замках Шотландии
Колонна остановилась, заворожёно разглядывая творящееся вокруг ботаническое хулиганство.
– Вот так-так! – я удивлённо оглянулся.
Пейзаж становился всё более и более однообразным, словно два кадра фотоплёнки наложили друг на друга, а теперь бесконечно распечатывали спятившим автоматом, подменяя ими истинные ландшафты, окружавшие дорогу.
– По-моему, нас кто-то морочит.
– Капитан, – Лис смачно сплюнул от досады, – на острове я знаю два таких «кто-то». Это твоя сестричка Лендис и тётя Моргана. Остальные, пожалуй, поостереглись бы устраивать подобные представления перед толпой оркнейких рыцарей.
– Ты и прав, и не прав, Рейнар Лис, – донёсся откуда-то из пустоты приятный женский голос. – Конечно же, это я запутала дорогу. Но почему ты вдруг решил, что это под силу неумехе Лендис?
– Тётя!!! – еле сдерживая себя, проговорил я. – Я был бы очень вам благодарен, если бы вы соизволили появиться. Очень, знаете ли, странно ощущать, что беседуешь с какой-то осиной.
Тихий смешок, свидетельствующий о том, что могущественная фея осталась довольна устроенным представлением, был мне ответом. А через миг и сама первейшая ученица Мерлина явила нам свой прелестный лик, точно отдёрнув лёгкую занавеску. Не знай я, что эта юная очаровательница на три года старше Артура, я был бы готов побожиться, что ей лет девятнадцать, не больше. Когда в последний раз мы виделись с Мордредом, он казался не почтительным сыном, а неудачливым воздыхателем рядом с высокомерной красавицей.
– Здравствуй, мой мальчик, – произнесла Моргана, подходя поближе. – Давно тебя не видела.
– Дела, мадам, – развёл руками я.
– Я что-то слышала об этом. Рассказывали, что искал чашу Грааля. Ну и как успехи?
– Увы, никаких.
– Очень жаль. Такой достойный рыцарь! А скажи, дорогой племянник, что это вдруг делает войско Оркнеи во главе с тобой посреди Британии?
– Мы идём на соединение с Ланселотом, тётя.
– Вот как? – Моргана улыбнулась, делая вид, что поражена столь неожиданным поворотом дела. – А почему к Ланселоту, а не к Мордреду? Разве ты, сиятельный герцог Инистор – изменник, не почитающий своего короля? Или все бароны и рыцари, идущие с тобой – мятежники, желающие пролить кровь, благороднее которой не сыщется на берегах Альбиона? Скажи мне об этом в глаза, мой дорогой. Скажи, что, пользуясь сумятицей, ты решил захватить себе трон Оркнеи и для того поднимаешь оружие против своего законного короля Мордреда. Что для этого ты, словно преданный пёс, взялся служить ублюдку Ллевелину, пустившему раскрашенных северных дикарей на земли Британии. А сейчас спешишь на помощь изменнику Ланселоту, чужаку, чья похоть и вероломство разрушили мир в Британии, негодяю, убившему твоих братьев. Скажи об этом вслух, да погромче. Быть может, не всем рыцарям здесь ещё известно, под чьим доблестным началом им довелось идти в бой.
– Моя милая тётя, – начал я, лишь только замерли в воздухе звуки чарующего голоса Морганы, – я готов заплакать от умиления, выслушав вашу речь. Не стоит говорить о том, что мне известны многие ваши шалости, вроде той, какую вы устроили на камланнском поле, или же недавней, с одним старым лесным отшельником. Скажу лишь, что никогда не приносил клятву верности вашему сыну и никогда не признавал его прав на оркнейский престол. Я рыцарь Круглого Стола и присягал Артуру как своему королю. А стало быть, я буду бороться с теми, с кем боролся он, как и все рыцари, идущие за мной, то есть пока руки могут держать меч. Вам вольно считать меня и моих соратников мятежниками, как и мы вправе считать мятежниками вас. На этом, полагаю, мы закончим эту милую семейную беседу, ибо нам надо спешить. А вам, мадам, лучше не стоять у меня на дороге.